Эти мысли оказались последними, прежде чем сознание покинуло меня.

Глава 20

В ушах стоял противный, навязчивый писк, через который едва пробивалась неразборчивая человеческая речь.

«Что происходит?» — первая мысль, которая с огромным трудом прорвалась сквозь вязкую пелену бессознательного состояния.

Какой же противный писк! Чем сильнее он меня раздражал, тем отчётливее я мог думать.

Мне пришлось как следует сосредоточится, прежде чем я смог разобрать человеческую речь. Сначала пришло понимание, что повторяется одна и та же фраза, и только потом я разобрал слова и понял их значение.

— Критически низкий уровень кислорода в атмосфере! — троекратный противный писк, а затем снова та же фраза. — Критически низкий уровень кислорода в атмосфере!

— Да какого хрена тут происходит? — сказал я. Точнее это было жалкое подобие речи, потому что сухой язык едва ворочался во рту. Но тот простой факт, что я смог хоть как-то говорит сделать, уже радовал!

Почему так темно? Ах, да, у меня же закрыты глаза! Я усилием воли поднял веки, но стало не намного светлее — мутное серое пятно без какого-либо намёка на резкость. Интересно, это у меня проблема со зрением, или же я оказался в такой глубокой заднице, что ничего не вижу?

— Критически низкий уровень кислорода в атмосфере! — продолжал надрываться голосовой помощник. Мне вдруг пришла отличная идея.

— Вывести информацию на визор, — отдал я команду. К моему удовлетворению голосовой помощник смог разобрать мою речь.

Предо мной появились символы — буквы и цифры, но, для того чтобы прочесть их, мне пришлось как следует сосредоточиться.

Уровень кислорода в атмосфере — пять процентов. Критически низкий показатель. Кислородный концентратор задействован на сто процентов.

Температура окружающей среды — шестьдесят пять градусов по шкале Цельсия.

Уровень ультрафиолетового излучения критический.

Радиационный фон высокий.

Значит со зрением у меня все нормально, вот только никакого облегчения это мне не принесло — перечитывая раз за разом данные на визоре, я представлял, что вокруг меня раскалённый радиационный ад, в котором даже вдохнуть нельзя без систем жизнеобеспечения.

Такой низкий уровень кислорода настораживал больше всего.

Насколько я помнил из уроков биологии, минимально допустимой концентрацией кислорода в воздухе, при которой человек может дышать самостоятельно и чувствовать себя относительно нормально, считается девятнадцать процентов. Снижение этого показателя до шестнадцати процентов приводит к головокружению и учащению дыхания, до двенадцати — к потере сознания, а до семи процентов — к коме и смерти. А тут значение ниже смертельно опасного! Нужно выбираться отсюда поскорее!

Осознание опасности придало мне сил, и я попробовал сесть. Попытка оказалась удачной, но я тотчас почувствовал обжигающую боль в районе живота. Перед глазами пронеслись последние события — и сквозное ранение шипом, и то, как меня затаскивало в прорыв между измерениями.

Я замер, с трудом сохраняя сознание. Когда боль немного отпустила, мне удалось поднять руку и очистить забрало шлема от мелкой пыли и осмотреться.

— Вот это меня занесло! — вырвалось у меня при виде окружающего пейзажа.

Я лежал посреди широкого проспекта или улицы, которую обступали здания причудливых форм, словно неведомые архитекторы и строители взяли за основу самые безумные образы городов будущего и воплотили их в жизнь. Высокие конструкции из блестящего металла и стекла устремлялись ввысь, к небесам, словно соревнуясь друг с другом. Плавные формы, практически полное отсутствие острых углов, массивные основания, постепенно сужающиеся до тонких поясов на безумной высоте, а затем резкое расширение на высоте сотен метров.

Между зданиями — арки мостов и переходов, открытые террасы, словно жители этого причудливого города предпочитали жить поближе к небесам. На некоторых площадках виднелись мощные изогнутые стволы деревьев.

Вот только всё это было мертво. Причём мертво уже очень и очень давно.

Ни единого движения, кроме небольшого ветра, гонявшего пыль, пепел и мелкий песок. Улица, в том числе и та, на которой находился я, покрыты толстым слоем безжизненного песка. Нижние этажи зданий потеряли былую красоту под воздействием пылевых бурь, действующих как абразив даже на самые прочные материалы.

Многие переходы и мосты, прокинутые создателями этого города, были разрушены. Особенно это было заметно снизу — вдоль прямой улицы, на которой я оказался, все соединительные конструкции были разрушены. Их элементы во множестве торчали из песка и чем-то напоминали мне надгробные камни.

Я с трудом повернулся, ища взглядом черное пятно прорыва между измерениями, но обнаружил за спиной стену здания. Оно оказалось достаточно пологим, чтобы я по нему скатился — на этот факт указывали следы на песке, и при этом крутым и гладким настолько, чтобы я не смог по нему взобраться.

— Неужели прорыв закрылся? — ошарашено пробормотал я.

Перспектива застрять в мертвом городе с атмосферой, абсолютно непригодной для жизни, меня не радовала совершенно.

Внезапно моё внимание привлекло небольшое движение — темная тень, которую я принимал за тень от разрушенного моста, вдруг пошевелилась.

Я поднял взгляд выше, ища подлинный источник движения, и, наконец, обнаружил его.

На высоте нескольких сот метров, на довольно приличном отдалении от фасада здания всё ещё находился прорыв, через который я попал в этот мёртвый город.

А рядом с ним находилось та самая тварь из «дыма», меняющего форму и плотность. Тварь вытянулась и цеплялась за остатки разрушенного моста и тянулась своими истончёнными конечностями к переходу между измерениями. Сейчас она напомнила мне паука-сенокосца с непропорционально огромными лапами. Вот только те пауки были безобидны для человека, а от этого создания исходила какая-то странная аура. Аура безжизненной пустоты.

Я снова пошевелился, зашипев от боли в животе и посмотрел на то место, где только что лежал и увидел там изрядное пятно собственной запекшейся крови. Рядом лежал мой нож, который был зажат в моей руке во время перемещения между измерениями. Вернув оружие на место, я ощупал места сквозного ранения и обнаружил на бронированных перчатках свежую кровь — видимо от моих движений рана снова открылась. Нужно срочно нанести «жижу»!

— Хорошая мысля приходит опосля! — и почему мне не пришло в голову сделать это сразу?

Я достал инъектор и выдавил половину содержимого прямо в прокол между пластинами брони, едва не взвыв от прикосновения с раной. Чуть отдышавшись и дождавшись, пока начнет действовать обезболивающий эффект «жижи», мне пришлось повторить процедуру с проколом на спине. Было чертовски неудобно и часть содержимого инъектора оказалось на поверхности экзоскелета. Я решил плюнуть на гигиену и просто втер живительную мазь пальцами в рану.

— Так-то лучше, — довольно проворчал я, поднимаясь на ноги.

Судя по всему, мне очень повезло, и тонкий шип не задел жизненно важных органов, хотя ранения в живот всегда считались самыми опасными. Хотя крови я всё же потерял прилично — от резких движений кружилась голова и плыло в глазах. Но «жижа» делала своё дело, временно возвращая меня в относительно нормальное состояние.

К бедру моего экзоскелета всё так же был прилажен контейнер с минами, а вот со страховочным тросиком всё оказалось гораздо печальней — я потянул за него и он, естественно, легко поддался, а через несколько метров я обнаружил его окончание — плетение с суперпрочных композитных нитей словно бы истончалось, становясь практически прозрачным, а потом прерывалось.

Я снова посмотрел вверх, на прорыв между измерениями. Собственно, выход из ситуации у меня был ровно один — добраться до прорыва и вернуться в свой мир. И для этого мне нужно было оказаться на мосте рядом с той самой тварью, что проткнула меня. Значит нужно было найти вход в здание.